Никогда не доверяй собаке с оранжевыми бровями.
Название: Дела семейные – Глава 10
Автор: A. Kniggendorf
Блог автора: akk.insanejournal.com
Переводчик: Lazurit
Бета: нет
Фандом: TB/X1999
Пейринг: Сейширо/Субару,
Рейтинг:NC-17
Дисклеймер: Все чужое.
Ворнинги: насилие, оккультизм, гомосексуализм, говорящее дерево, дендрофилия и геометрия.
Примечание: Этот фик – сиквел к фанфику «36 градусов». Найти приквел можно на моем дайре www.diary.ru/~lazurit8 и на сообществе www.diary.ru/~anime-x
читать дальшеA. Kniggendorf: Дела Семейные – Глава 10 - Осенние Цвета
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
В течении долгих лет Сумераги использовали традиции и обряды, чтобы упрочить свое влияние на сильных мира сего. Их ритуалы были созданы, чтобы впечатлять и создавать атмосферу загадочности, и практически не изменились с основания Онмё-рё в конце правления императрицы Суйко. Спустя сто лет в нем служила уже сотня чиновников, приблизительно половина из которых действительно владела онмёджицу - таким образом, Онмё-рё стал частью Дайджо-кан, госдепартамента, а не Джинго-кан, религиозного отдела, удерживая власть в своих руках в течение многих веков.
Сакуразука с другой стороны всегда больше интересовала их независимость. Их ритуалы не были предназначены, чтобы производить впечатление. Если они действовали - они сохранялись; если условия менялись - они приспосабливались. Традиции менялись, чтобы сохранить силу. Они требовали, чтобы занимающему положение Сакуразукамори было не менее двадцати двух лет; подросток не выдержал бы саканаги их магии. Они требовали, чтобы к моменту принятия должности у него уже был наследник, потому что лишь немногие жили больше десяти лет, и их дар нельзя было потерять. Детали зависели от самого Сакуразукамори...
... пока Мори не захватили власть. Они не любили перемен. Или независимости. Дерево помнило переполох, который поднялся, когда пятнадцатилетняя Сецука-чан подарила своему жениху, выбранному Мори, голову убитого прошлой ночью вора – лучше уж зря потратить свою первую жертву, чем еще семь лет ждать возможности занять должность.
Розоватые цветы удовлетворенно шелестели. Мори действительно считали, что Сей-чан был одним из них, но Дерево видело лицо под маской вора. Неудивительно, что Сей-чан столь хорошо похищал сердца...
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
fam-i-ly – семь-я[сущ]: группа людей произошедших из одного рода.
(reading) mat-ter – чти-во[сущ]: Нечто напечатанное, написанное или другим способом запечатленное в письменной форме и предназначенное для прочтения.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Сагано-чо, Западный Киото
Резиденция Сумераги
21 августа 1992 года – после полудня
Футон был белым и толстым, а комната - пустой. Камидана исчезла... На безопасном расстоянии от его головы стояла маленькая переносная святыня; перед ней горела ритуальная свеча. Тишина. Фусума закрыты...
Субару заморгал. Бабушка сидела рядом с ним, терпеливо ожидая, так же как когда он... – Мне жаль, что вам снова пришлось беспокоиться обо мне, - прошептал он.
Она нахмурилась.
- Субару-сан, вы хотя бы понимаете, что вы сделали?
~: ~: ~: ~: ~ ~:~:~:~:~
Когда бабушка ушла - видимо, чтобы сообщить старейшинам, что он проснулся – в комнате воцарилась гробовая тишина. Под потолком поскрипывала балка; мерцало пламя ритуальной свечи. На шоджи на равных расстояниях отпечатались темные тени: охранники стояли снаружи, защищая...
... его? Или от него?
Субару поежился и медленно сел. По усталым мышцам прокатилась волна ноющей боли. Он прижал ладони к глазам, вспоминая отчаянные крики, кровь...
Кровь; ее резкий, металлический запах забил тошнотворный аромат благовоний...
...снова дав ему возможность дышать. Он крепко обнял себя руками. Что случилось? С ним? С...
... Акико. "Вы хотя бы понимаете, что вы сделали?" Так много крови...
Он расставил себя встать, двинуться с места. Он должен был принести извинения…
Он осторожно открыл фусума и вышел из комнаты, ожидая, что охранники задержат его. Они не шевельнулись. Тот, что рядом с дверью... С каких пор у Хамамацу есть пистолет?
Темный деревянный пол коридора, казалось, поглощал проникавший сквозь шоджи свет. Медовый запах полироли смешался с сильным запахом гари, оставшимся от очищающего костра. Как долго он спал? Где А...?
- Хамамацу-сан, - тихо спросил он, не поднимая глаз. - Где Акико-сан?
Последовала краткая пауза: - Я покажу Вам, Субару-сан.
Его привели в одно из смежных зданий. За ним следовал шепот. Никто не остановил его. Никто не встретился с ним взглядом, но он чувствовал, что ему смотрели вслед, слышал их приглушенные голоса, их шипение.
»Нечистый»
»Кровь»
Он вздрогнул.
- Вам холодно, Субару-сан?
Спокойный вопрос почти напугал его. - Нет, спасибо за беспокойство, – машинально ответил он.
Боковое крыло ярко освещалось лампами, и пахло не только полиролью и дымом – с каждым шагом запах становился все сильнее. Субару неуверенно замер, узнав его. Антисептики. И лекарства. Он коснулся рукой прохладной деревянной стены и остановился, глядя под ноги. – Хамамацу-сан, - едва сумел поговорить он.- Пожалуйста, расскажите мне, что произошло.
- Мы надеялись, что вы сможете рассказать нам, Субару-сан.
Хамамацу указал на дверь в конце прихожей. К ней был прикреплен оберегающий офуда. Субару узнала в нем один из бабушкиных. Медленно, нерешительно, он преодолел последние несколько метров и постучал.
Из-за двери послышался негромкий голос. - Да?
Он медленно отворил дверь. Здание было западным; современный дом, построенный сразу после войны, чтобы разместить родственников, покинувших свои дома из-за оккупации. Это была самая новая пристройка, и наименее почетная. Это было неправильно… это…
Солнечный свет просочился в комнату, несмотря на шторы, закрывавшие простое прямоугольное окно. Белые бинты на торопливо отвернувшейся голове, казалось, засияли, прежде чем длинные темные волосы скрыли ее лицо. - Пожалуйста... – прошептала она, - не входите…
… кто-то шагнул между ними. – Разве вы причинили ей недостаточно боли!? – прорычал Аято. - Она ослепла на правый глаз! Она…
Аято вытолкал Субару из комнаты, и тот не разобрал остаток его сердитых слов. Рядом с его головой рука Хамамацу ударилась о дверь, мешая Аято захлопнуть ее.
- Нет, не надо. Я… - Субару неуверенно шагнул назад, а затем еще раз, подальше от насилия и ненависти. Он глубоко вдохнул. Почему он не мог прекратить дрожать? … - Я не хочу… я… - Он инстинктивно поклонился. – Простите.
Он вернулся в свою комнату, и едва успел закрыть фусума, прежде чем медленно упасть на колени и закрыть лицо руками. Слезы текли по его лицу, просачиваясь сквозь пальцы, липкие, мокрые, как... как... Он укусил себя за запястье, чтобы подавить рыдания. Акико...
Он ранил ее, причинил ей боль, он…
"Она ослепла на правый глаз!" – Кричал Аято, выталкивая его из комнаты.
"Он ослеп на правый глаз" – шептала Хокуто, держа его за руку.
... Сейширо.
Он чувствовал вкус крови на языке. Он…
- Субару-сан! - Голос бабушки. - Хамамацу, скорее! – Кто-то схватил его за руку, вынимая запястье изо рта. Он отвернулся, избегая их взглядов, их гнева... Он - глава клана. Он не должен плакать. Его запястье кровоточило, ярко-алые капли падали на татами. Слезы застилали ему глаза.
- Субару-сан, у вас жар. – На его лоб легла прохладная ладонь бабушки. - Хамамацу, проверьте его рану.
Кто-то велел принести антисептики и бинты; его рукав закатали.
- Вы должны были сказать, - отчитывала его бабушка. Он прижался щекой к ее руке. - Вы отвечаете за клан. Как вы можете произвести наследника, если вы больны?
На его запястье брызнули антисептиком. Обмотали марлей и бинтами...
Всегда бинты...
Слезы снова хлынули из его глаз. Измученный, он не мог сдержать их, и прислонился к бабушке…
- Субару-сан. Соберитесь с силами. Вы - глава клана. Вы не можете…
Он свернулся в клубок. Молчать. Никто не должен узнать.
- Субару-сан, я сообщу старейшинам, что совет придется отложить до вашего выздоровления. – Еще одно мимолетное прикосновение ко лбу. - Хамамацу, останьтесь с ним. Держите фусума закрытыми, пока он не успокоится.
- Да, Сумераги-доно.
Тихо зашуршало татами, а затем деревянный пол скрипнул под колесами, и бабушка ушла. Субару показалось, что спиной он ощущает презрительный взгляд Хамамацу, и он сжался еще сильнее.
~: ~: ~: ~: ~ ~:~:~:~:~
Сагано-чо, Западный Киото
Резиденция Сумераги
22 августа 1992 года - утро
Он услышал их еще не доходя до зала; негромкий, возбужденный ропот за фусума, отделявшими главный зал от остальной части дома. Окровавленное татами убрали, дом был очищен солью и огнем. Факелы все еще горели по обе стороны от входа, за ними присматривали вездесущие охранники. Древнее дерево и бумага ваши, из которой были сделаны фусума, легко загорались.
Они раздвинули фусума перед ним, и Субару замер на пороге. В зале шла бурная и тревожная беседа. Субару сжал кулаки, скрытые длинными рукавами кимоно. Он облажался. Он не выполнил своих обязанностей…
- Субару-сан, старейшины ждут вас, - Хамамацу тенью следовал за ним. – Пожалуйста, не заставляйте их ждать… - Субару почти услышал несказанное «снова», но Хамамацу продолжил, - они сочтут меня ответственным за это.
Он молча кивнул, глянув на него через плечо. Еще один человек пострадал из-за его бесполезности, а он не заметил. Он должен был вести их, защищать их, но вместо этого лишь причинял им вред. Он негромко вздохнул, и вошел в зал.
Расправив плечи, он поклонился старейшинам, и услышал, как внезапно смолкли они, кланяясь в ответ.
- Субару-сан, - бабушка указала ему на подушку напротив собрания старейшин. – Садитесь.
Ему захотелось оглянуться, но он знал, что фусума закрыты. Закрыты, и защищены охраной. С опаской, он сел, его руки свободно лежали на его коленях. У старейшин не было причин уважать его. Он подвел клан, потерпел неудачу в соблюдении долга...
... наихудшим образом. Им нужна причина, объяснение – но у него их нет.
Они хотели, чтобы он загладил свои ошибки – он не знал как.
Ничто не могло вернуть Акико глаз. Ничто. И…
- Субару-сан, пожалуйста, расскажите, что произошло.
Он аккуратно сложил руки на коленях, чтобы они не так дрожали. Множество глаз с ожиданием смотрели на него. Кто-то нетерпеливо цокнул языком. Он стыдливо опустил голову.
- Ну, ну… - Томоаки редко говорил среди старейшин. – Пожалуйста, не бойтесь признать это, - в ответ на его удивленный взгляд тот жизнерадостно улыбнулся. – Ничего плохого нет в чуточке грубых игр – это может быть весьма приятно - но постель невесты не самое подходящее место для них. Юную леди следует приучать постепенно, иначе…
- Томоаки! – резко вмешалась бабушка. – Пожалуйста, простите, что прерываю, но это не самое подходящее время для подобных разговоров.
Субару затошнило. Они считали, что он сделал... это... нарочно? И Акико? Он даже не помнил ее глаз, только тяжесть ее пристального взгляда на своей груди и удушливый жар. Он готов был сделать что угодно, лишь бы снова вдохнуть. Что угодно...
Он вцепился руками в колени. Он отчаянно пытался защитить ее, но комната стала такой маленькой, такой тесной и темной. Он остался наедине с громоподобным стуком сердца и шипящими вдохами, не дававшим ему ни капли кислорода. Он…
Ритуальная свеча горела всю ночь. Обаа-сан сочла это признаком почтения к богам, но это была всего лишь трусость. Темнота пугала его; ее тепло, ее тишина, ее одиночество...
... неконтролируемое безумие, бушевавшее в нем, пока не сгорело дотла...
- Я не знаю, что произошло, - Он посмотрел на них и, вонзив ногти в свою кожу сквозь ткань кимоно, продолжил, - Акико-сан предложила мне сакэ и... Не помню, чтобы я его пил. Кажется, я даже не коснулся чашки. Там было так жарко и темно... Я не мог дышать, и... - Он тряхнул головой, борясь с растущей в нем паникой. – А потом была кровь. И бабушка.
В зале воцарилось неловкое молчание.
- Одержимость? – спросил старейшина Макото спустя несколько секунд.
- Я тоже сначала предположила это, - ответила бабушка. - Но никакого внешнего влияния не обнаружила.
- Девочку вы тоже проверяли? – полюбопытствовал Макото.
- Да, она в порядке. И нетронута, если не считать раны.
- Микаге потребуют объяснение и компенсацию. – Макото непроницаемо смотрел на него. – Как за то, так и за другое.
22 августа 1992 года – после полудня
Воздух был полон жужжания бесчисленных насекомых и неритмичного плеска воды, стекавшей по камням в пруд для медитаций. Было жарко и влажно. Он пришел сюда, как только встреча со старейшинами завершилась. Блики дневного солнца на воде резали ему глаза. Сияющее олицетворение Аматерасу обжигало голову и голые плечи. Водопад превратился в обычный ручеек; если бы ни он, жар гнева Аматерасу невозможно было бы терпеть.
Год назад, на этом самом месте – во время хараэ - он желал, клялся убить, совершить то самое злодеяние, за которое Аматерасу навсегда отвернулась от своего брата; Цукиёми, который родился из правого глаза Идзанаги после того, как Аматерасу появилась из левого. Водная гладь слегка зарябила от дрожи в его руках. Он был виноват в этом. Он ослепил правый глаз Акико, так же как Сейширо ослеп из-за него.
Сейширо, которого он поклялся убить, пожелал убить...
Он закрыл глаза, спасаясь от яростного взгляда Аматерасу. Они заплатят Микаге компенсацию, чтобы гарантировать их молчание. Акико останется в клане Сумераги, в доме, вместе со своим братом. Старейшины возражали против присутствия Аято, но Субару не хотел заставлять ее остаться под его крышей одной, без кого-то, кому она бы доверяла, даже если ненависть этого человека была почти осязаема.
Снова и снова он пытался вспомнить, что случилось...
... Акико, предлагающая сакэ, глядящая на него темными, заботливыми глазами...
... темно-карими глазами, скоро показавшимися ему янтарными...
... манящим, зовущим его пылающим золотом...
... голову словно сжали тисками...
... Субару-кун...
- Субару-сан?
Было темно и изматывающее жарко. Он ничего не видел перед собой, и покрылся испариной от одного лишь дыхания. Кто-то двигался рядом с ним. Он вскочил, попытался увидеть, предупредить... Субару закашлялся, и в голове вспыхнула боль, оставившая его пустым и измученным. Он…
Холодная вода брызнула на его горящую кожу.
- Вам лучше воздержаться от хараэ в полдень, - очень тихо произнес Оми Тоно, положив на лоб Субару мокрый кусочек ткани. - Месяц богов слишком жарок для этого.
Субару закашлялся. - Я охотно приму ее наказание. Я заслуживаю его.
- И все же, вы нужны, - Оми измерил его пульс и цокнул языком. – Аматерасу не хотела бы, чтобы вы умерли за это, - вода лилась Субару на грудь, стекая по его запястьям. – Не двигайтесь. Вам нужно остыть.
Вместо этого Субару попытался сесть. - Нет, бабушка…
- Не волнуйтесь, я ей не скажу, - Оми положил руку ему на грудь, безо всяких усилий удерживая на месте. – А теперь лежите неподвижно, или она узнает, что вы не вернулись вовремя. Перегрев небезопасен, а от теплового удара вы даже могли бы умереть.
- Где я? – прошептал Субару. К его рту поднесли небольшую пиалу. Теплая вода коснулась его губ. Он жадно выпил.
- В тени, – ответил Оми. - Я предпочел бы занести вас внутрь, но не смогу донести вас так далеко, - Оми снял ткань с его лица, чтобы снова намочить ее водой, и Субару закрыл глаза, спасаясь от внезапно ударившего в них света. Он был рад, когда прохладная тряпочка вновь закрыла его от слепящего сияния.
Он мучительно сглотнул. Он не должен был радоваться. Свет – дар Аматерасу. Он…
…совершенно отрекся от ками своей семьи?
- Оми-сан, - наконец прохрипел он сквозь пульсирующую боль в висках. – Почему?
- Почему что? – Оми, отжимавший другую тряпочку, замер на секунду. - Что вы имеете в виду?
- Почему вы?..
- Я видел, как вы упали в обморок. Я иногда спускаюсь к Ои чтобы порыбачить. Так я могу представить, что я дома в Окутама, и моя жена вот-вот спустится к озеру и начнет ворчать, что я снова «купаю червей». - Он задумчиво улыбнулся. – Никогда бы не подумал, что буду скучать по этим минутами.
Субару закашлялся. - ...беспокоитесь?
- Вы - глава клана, - Оми покачал головой. – Разумеется, вы важны для нас.
Субару сухо сглотнул. – Я опозорил клан, я… старейшины… - голос предал его.
Оми снова наполнил пиалу водой, и протянул ему. - Старейшины - мудрые люди, Субару-сан. А мудрые люди могут быть очень глупыми. Пейте. Вам нужно восстановить жидкость, потерянную из-за жары. Ничем не поможет, если вы будете мучить себя, Субару-сан, - сказал ему Оми, наконец, позволив ему сесть, прислонившись к стволу мощной сосны, закрывавшей их от солнца. – Пожалуйста, постарайтесь в дальнейшем лучше заботиться о себе.
Субару пришлось дождаться заката, прежде чем вернуться в дом. Оми не позволил ему идти по солнцу. Воздух под старым деревом был полон резких и успокаивающих запахов влажной земли и дерева. Субару закрыл глаза, и вдохнул глубже. Землю покрывали сухие сосновые иглы. Где-то стрекотала ранняя цикада.
Когда по другую сторону реки в горах Араяма затявкала лиса, а светлячки закружили над прудом для медитаций, Субару поднялся на ноги. Лишь когда головокружение заставило его позволить Оми помочь ему дойти до дома, он понял, насколько серьезно его состояние.
Из-за этого - и из-за боли, которую причиняло ему шикифуку, касавшееся его обожженной кожи, когда час спустя он отправился наблюдать за вечерними обрядами.
Субару поставил на поднос ошики санбо со съедобными ритуальными подношениями, и низко поклонился перед дощечкой Аматерасу, едва не потеряв равновесие. Про себя он попросил у Аматерасу прощения, отчаянно надеясь, что никто не заметил этого. Он поймал обеспокоенный взгляд Оми, сидевшего в нескольких рядах от подушек, принадлежавших ему и старейшинам. По обыкновению, клан собрался к ужину. Оми тоже пришел, он был слишком силен, чтобы считаться младшим родственником, но и фамилии не носил. Субару поклонился старейшинам и сел рядом со своей бабушкой. Сначала обслуживали его, затем бабушку, затем старейшин...
Ранг. Традиция. Смысл был не в том, кто голоднее, или кто больше заслуживал пищи. На его руках была кровь, а они все еще позволяли ему есть первым. Субару едва не поперхнулся крошечным кусочком, который положил в рот, чтобы позволить всем приступить к ужину.
Акико и ее брата там не было. «Она не заслужила места в клане» - сообщила на совете старейшина Шихоко. Субару настаивал, что Акико не должна отвечать за его преступление. Что бы ни случилось, он позаботится о ней. Ей не придется беспокоиться о том, чтобы не стать кому-то обузой. Он жалел, что не может забрать ее боль. Наверное, лучше если она будет есть в своей комнате вместе с братом; жестоко было бы просить ее есть вместе с тем, кто разрушил ее надежды…
- Субару-сан, - услышав негромкий голос бабушки, он едва не уронил палочки. - Я беспокоилась, когда вы пропустили дневную церемонию.
- Простите. Я был в хараэ, - Субару склонил голову. – Я многое должен искупить. Возможно, мне следует совершить о-хараэ.
Бабушка одобрительно кивнула.
Субару не мог проглотить ни кусочка.
~: ~: ~: ~: ~ ~:~:~:~:~
Готовясь к о-хараэ, он нечасто видел Акико. Большую часть времени она оставалась в своей комнате в западном крыле. Он приказал освободить смежные комнаты для нее и ее брата, и знал, что она установила там небольшую святыню Инари.
Ему говорили, что ее раны быстро заживают, хотя шрамы останутся, и ее правый глаз никогда не сможет видеть. Он молился о здоровье, о выздоровлении, всем сердцем желая ей добра. Он не знал, помогало ли это. Несколько раз Акико покидала западное крыло, чтобы участвовать в обрядах очищения, но тогда она закрывала лицо вуалью. Молчаливая, призрачная тень в белом. Она уже не была ребенком, и не могла стать женой; для нее не осталось цветов, и потому она продолжала носить белый цвет невесты - или мертвых. Из-за Субару. Только из-за него.
Ее брат ненавидел его, и не скрывал этого. Субару не мог винить его, хотя ему пришлось укрепить барьер. Он не хотел, чтобы гнев Аято обрел форму и начал бы посещать его семью. Изгони он подобный дух, это причинило бы боль Аято.
Сумераги связались с кланом Накатоми и попросили их прочесть на церемонии полную версию норито, и один из главных священников поселился в их доме, следя за тем, чтобы все приготовления были совершены должным образом. Субару знал, что присутствие в доме посторонних людей не нравилось бабушке, так же как и то, что Накатоми узнали о происшествии.
Обязательные расспросы Накатоми были одним из самых постыдных переживаний в его жизни, хотя он был рад, что в это не пришлось впутывать Императора – Накотоми могли бы сделать это, посчитай они откровенность Сумераги недостаточной.
30 сентября 1992 года.
Субару в третий раз склонил голову, хлопнул в ладоши, и позволил холодной воде хлынуть на свою спину. Было четыре утра; солнце еще не встало, но небо уже посинело, напоминая, что Аматерасу скоро прибудет.
Субару стер со своей кожи последние капли воды и надел шикифуку. На его шею и запястья повязали ленты из плетеной рисовой соломы и маленькие колокольчики, которые не должны были звонить, пока порок не будет запечатан. Он осторожно двигался, готовясь использовать очищенную солому и кинжал, который прислали ему Накатоми.
Накатоми. То, что церемонию совершал сам глава клана, Накатоми Мичио, было знаком уважения и почтения. Импозантного мужчину крепкого телосложения окружала аура силы, и не только физической.
Субару собрал волосы в тугой хвостик, и завязал его на затылке рисовой соломой. Он страстно прошептал молитву, трижды хлопнул в ладоши, и взял клинок...
Церемония начнется, когда первый луч Аматерасу появится из-за горизонта.
Потрясенный шум прокатился по рядам Сумераги при виде коротко обрезанных волос Субару. Алтарь был обращен на восток: к восходящему солнцу. В больших чашах по обе стороны алтаря горели сандал, джинко и другая ритуальная древесина, а перед ним курился фимиам.
Субару принес свои обрезанные волосы в жертву огню с первыми лучами солнца. Офуда трепетали на утреннем ветерке, несшем очищающий дым к рядам Сумераги. Кто-то закашлялся. Негромко звенели колокольчики алтаря. В ушах звучал свист прутов, которыми размахивали над его головой. Слышался сильный голос Накатоми, напевавшего хараэкотоба; в свете восходящего солнца он во всеуслышанье перечислял грехи Субару.
Солнечные ожоги на плечах и спине Субару давно зажили, но он чувствовал, как взгляды старейшин жгут его спину. Они знали о кунитсу-цуми, который он совершил, ранив свою невесту, но не о аматсу-цуми, который он совершил в хараэ. Его клятва убить была преступлением против богов, но ему потребовалось более года, чтобы понять это. Теперь, они призывали богов помочь очистить его от того, что так долго порочило его. Его грехи и ошибки перечислялись, произносились вслух, чтобы быть смытыми в море, но Субару по себе знал, что они не смоются с ушей старейшин и всех остальных. Боги могли простить, но старейшины никогда не забывали.
~: ~: ~: ~: ~ ~:~:~:~:~
Субару аккуратно поправил черное кимоно, расправляя ткань на плечах, пять белых пентаклей-камонов на груди, и, прежде чем поправить хакама, чуть дрожащими пальцами завязал оби.
Обязательность присутствия и формальной одежды не стала для него неожиданностью. Успешно завершив о-хараэ, Накатоми Мичио автоматически был приглашен на ужин в качестве почетного гостя.
Он завязал вторые тесемки хакама, с первой попытки создав требуемую форму перекрещивающихся бабочек, и вздохнул, услышав стук и спокойный голос Хамамацу, сообщивший, что пора идти.
Аято, также одетый в свое лучшее кимоно со стилизованной лисицей - гербом клана Микаге - вышел из зала, едва Субару ступил в коридор. Он помрачнел, но почтительно отступил в сторону. – Ищете новую жертву? – тихо прошипел он, когда Субару прошел мимо.
Субару остановился, пораженный. - Что? - Но Аято уже повернулся к нему спиной, а сквозь открытые фусума виднелся клан Сумераги и их гости. Он не мог окликнуть Аято.
Он молча пересек комнату и, вежливо поклонившись Накатоми, занял свое почетное место рядом со старейшинами.
Накатоми поклонился в ответ, и указал на стоявшую рядом с ним девушку. – Сумераги-сан, могу я представить вам свою дочь Кизу?
- Это честь для меня, Накатоми-сан, - Субару еще раз поклонился, на сей раз молчаливой девушке, на кимоно которой тоже был прихотливо вышит камон Накатоми, и еще раз, старейшинам, прежде чем занять свое место, и налить гостям чай, получив другую пиалу в ответ.
Кизу-сан практически не поднимала глаз, и когда она изящно поклонилась, приняв свой чай, ее лицо, почти полностью скрылось за волосами, не черными, но цвета жженой умбры, хотя она пыталась заставить их казаться темнее, вставив в них пару маленьких бледно-зеленых бумажных вееров. Бледно-зеленых...
... словно мороженое. Он практически чувствовал его вкус. Это был тяжелый день, и он не обращал внимания на шутки Сейширо и Хокуто о наилучшем сорте мороженного и его значении. Он не заметил, как Сейширо принес их заказ, и ждал чего-то слишком сладкого и сливочного, вкус которого надолго застрял бы на его языке. Вместо этого он получил простую стеклянную чашку с двумя бледно-зелеными шариками и странно-вытянутыми кусочками орехов. Хокуто смеялась над простотой блюда, но, съев одну ложку, он уже не слышал - их шуток, шума, ничего. Вкус напомнил ему о мокром дереве, свежих листьях и миндале. За столом воцарилась странная тишина, когда он наконец положил ложку, и Хокуто уставилась на него, а Сейширо…
- Сумераги-сама? – послышался тихий голос рядом с ним. Он ощутил, как запылали его щеки.
- Простите, я… - Он замолк, - Вам нравится фисташковое мороженое, Кизу-сан?"
- Мне… мне нравится мороженое со вкусом зеленого чая, - удивленно запнулась она. - И шоколадное.
- Моя сестра тоже любила шоколадное, - тихо произнес Субару, ощутив прилив боли, - и клубничное. Она пыталась приучить меня к нему, но для меня оно слишком сладкое.
- Простите, я не хотела разбудить болезненные воспоминания, - извиняясь, она поклонилась. – На что похоже фисташковое мороженое? Я никогда о таком не слышала.
- Немного похоже на миндальное, - попытался объяснить он, - но более свежее, более... лиственное. Не горькое, но и не сладкое. Вам стоит когда-нибудь попробовать его.
- Я обязательно попробую, - Она подняла голову, наконец, посмотрев на него, - Как вы думаете, оно сочетается с зеленым чаем?
- Наверное. Я не уверен, я…
Она по-настоящему улыбнулась ему, и он неуклюже замолчал, внезапно ясно осознав как много вокруг людей - ее отец перед ним, его бабушка по правую сторону от него – как тихо в комнате, полной ожидающих людей. Что, если он причинит ей боль, как и Акико? Что…
"Ищете новую жертву?"
Он вздрогнул. Он не хотел ранить кого-либо... снова. Он...
"Соберитесь с силами. Вы – глава клана."
В комнате было душно и жарко. Слишком жарко. Мерцали ритуальные свечи, и красные тени танцевали на его руках. Кроваво-красные тени...
Кизу-сан улыбалась ему, тихо смеялась, радуясь чему-то, чего он не смог услышать.
Кровь на его руках...
Ослепла на правый глаз...
Если бы только это произошло с ним.
Только с ним.
Комната мерцала ритуальными свечами...
~: ~: ~: ~: ~ ~:~:~:~:~
Субару не заметил, как выбежал из зала, пока фусума его комнаты ни закрылись за ним, и он ни сполз по ним, тяжело дыша, пытаясь успокоиться.
Каштановые волосы, черные волосы.
Карие глаза, янтарные глаза...
Он уставился на свои руки, вцепившиеся в черно-серые полосатые хакама; разогнул пальцы и вжал ладони в шершавую ткань. Дотронуться. Прикоснуться. Желание, которое он не мог признать. Ощутить чьи-то прикосновения, объятия, не быть ответственным за все это, пусть ненадолго, пусть даже это будет лишь иллюзией...
Он поежился.
Он не хотел вспоминать этого. Его сестра умерла, бабушка не сделает этого, а Сейширо… Сей…
"До тех пор, пока мы не встретимся встретимся, я наложу на тебя заклятье"
Неожиданно он заплакал. Слезы текли по щекам, и он не мог сдержать их. Спустя столько времени, несмотря на все его усилия, хладнокровные слова Сейширо все еще были правдой.
Кто-то постучал по фусума.
- Субару-сан! Вы здесь? Вы в порядке? - Хамамацу, забыв о правилах вежливости, потряс деревянную раму.
Субару сжал кулаки. Он не мог больше терпеть это. Он…
- Я в порядке, Хамамацу-сан, - сказал он, взяв себя в руки. – Пожалуйста, передайте нашим достопочтенным гостям и старейшинам мои искренние извинения, что я так неподобающе ушел, - Он яростно стер слезы со щек. – Скажите им, что я должен сообщить им кое-что.
- Субару-сан…
- Идите. Я приду через пятнадцать минут.
Главный зал был все еще полон, когда он вернулся, одетый в черные брюки и свитер, и приказал включить электрические лампы. Их резкий свет, хотя и приглушенный искусно разрисованными шелковыми абажурами, совершенно затмил традиционные масляные лампы.
Он поклонился оскорбленному Накатоми и принес ему и его уважаемой дочери извинения за свою грубость. - Но существует беспокойный дух, приносящий несчастья моему клану. И мне, - Все резко вздохнули. «Мой дух», - мысленно добавил он. За то, что он собирался сказать, он мог бы потерять свою должность. Не то, чтобы это имело значение.
- Завтра утром я первым шинкансеном вернусь в Токио, - не глядя ни на кого, он продолжил. – Мне бессмысленно оставаться здесь, пока это… дело не закончено. Я должен упокоить этот дух, прежде чем приступить к другим обязанностям. Спасибо и, пожалуйста, простите мне за то, что подвел вас, -Он низко поклонился гостям, затем старейшинам, развернулся и пошел к двери.
Он почти достиг фусума, когда ошеломленную тишину за ним нарушил голос.
- Субару-сан! – крикнула бабушка, но он уже вышел в коридор. Он знал, что она не последует за ним. Как предыдущая глава клана, она должна была отвечать за гостей, когда он выходил из зала, а Накатоми были их ранга. Он покачал головой, когда Хамамацу двинулся, чтобы последовать за ним. Ему не нужны были посторонние. Он должен сложить сумку и…
- Субару-сан, пожалуйста…
Удивленный, Субару остановился, оглянулся и увидел, что его догоняет Оми Тоно, - Подождите секунду. Я знаю, что вы не захотите принять помощь, - тихо сказал Оми. – И моих сил не хватит даже на то, чтобы предложить ее, но если когда-нибудь вам понадобится безопасное место, чтобы отдохнуть пару дней... - Он вручил ему простую черно-белую визитную карточку. – Мики и я будем рады.
Станция Киото
1 октября 1992 года - 06:01
Субару вышел из автомобиля, повесил сумку на плечо и посмотрел на станцию. Октябрь - Каминазуки по старому календарю, месяц без богов – замечательно подходил для того, что он собирался сделать.
-Я сопровожу вас в Токио, - сказал стоявший за ним Хамамацу. - Вы …
- Нет, - тихо отказался Субару. - Я должен ехать один. Вы не сможете защитить меня. - Он двинулся по вверх лестнице к платформам шинкансена. «Вы не сможете защитить меня от меня самого»
продолжение следует в:
Дела Семейные – Глава 11
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Примечания:
(1) "Он ослеп на правый глаз." Токио Вавилон, том 6, стр.15
(2) "До тех пор, пока мы снова встретимся, я наложу на тебя заклятье." Токио Вавилон, том 7, стр. 5
(3) О-хараэ (большая церемония очищения) описан в Йенгишики, написанном в 927 году до н.э. Однако, у автора недостаточно информации о деталях церемонии, и она заранее приносит извинения за возможные ошибки.
Примечания переводчика:
Санбо – ритуальная бумажная коробочка, в которую синтоисты складывают кусочки рыбы и овощей, принося их в качестве жертвы разным божествам.
Ошики – поднос, используется в различных ритуалах, в том числе чайной церемонии.
Кунитсу-цуми/Аматсу-цуми – эти два определения составляют пару в синтоистском ритуале очищения «о-хараэ но котоба». Аматсу-цуми – восемь преступлений совершенных Сусаноо и нарушивших мирную жизнь богов. Кунитсу-цуми – все остальные преступления. Источник: eos.kokugakuin.ac.jp/modules/xwords/entry.php?e...
Автор: A. Kniggendorf
Блог автора: akk.insanejournal.com
Переводчик: Lazurit
Бета: нет
Фандом: TB/X1999
Пейринг: Сейширо/Субару,
Рейтинг:NC-17
Дисклеймер: Все чужое.
Ворнинги: насилие, оккультизм, гомосексуализм, говорящее дерево, дендрофилия и геометрия.
Примечание: Этот фик – сиквел к фанфику «36 градусов». Найти приквел можно на моем дайре www.diary.ru/~lazurit8 и на сообществе www.diary.ru/~anime-x
читать дальшеA. Kniggendorf: Дела Семейные – Глава 10 - Осенние Цвета
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
В течении долгих лет Сумераги использовали традиции и обряды, чтобы упрочить свое влияние на сильных мира сего. Их ритуалы были созданы, чтобы впечатлять и создавать атмосферу загадочности, и практически не изменились с основания Онмё-рё в конце правления императрицы Суйко. Спустя сто лет в нем служила уже сотня чиновников, приблизительно половина из которых действительно владела онмёджицу - таким образом, Онмё-рё стал частью Дайджо-кан, госдепартамента, а не Джинго-кан, религиозного отдела, удерживая власть в своих руках в течение многих веков.
Сакуразука с другой стороны всегда больше интересовала их независимость. Их ритуалы не были предназначены, чтобы производить впечатление. Если они действовали - они сохранялись; если условия менялись - они приспосабливались. Традиции менялись, чтобы сохранить силу. Они требовали, чтобы занимающему положение Сакуразукамори было не менее двадцати двух лет; подросток не выдержал бы саканаги их магии. Они требовали, чтобы к моменту принятия должности у него уже был наследник, потому что лишь немногие жили больше десяти лет, и их дар нельзя было потерять. Детали зависели от самого Сакуразукамори...
... пока Мори не захватили власть. Они не любили перемен. Или независимости. Дерево помнило переполох, который поднялся, когда пятнадцатилетняя Сецука-чан подарила своему жениху, выбранному Мори, голову убитого прошлой ночью вора – лучше уж зря потратить свою первую жертву, чем еще семь лет ждать возможности занять должность.
Розоватые цветы удовлетворенно шелестели. Мори действительно считали, что Сей-чан был одним из них, но Дерево видело лицо под маской вора. Неудивительно, что Сей-чан столь хорошо похищал сердца...
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
fam-i-ly – семь-я[сущ]: группа людей произошедших из одного рода.
(reading) mat-ter – чти-во[сущ]: Нечто напечатанное, написанное или другим способом запечатленное в письменной форме и предназначенное для прочтения.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Сагано-чо, Западный Киото
Резиденция Сумераги
21 августа 1992 года – после полудня
Футон был белым и толстым, а комната - пустой. Камидана исчезла... На безопасном расстоянии от его головы стояла маленькая переносная святыня; перед ней горела ритуальная свеча. Тишина. Фусума закрыты...
Субару заморгал. Бабушка сидела рядом с ним, терпеливо ожидая, так же как когда он... – Мне жаль, что вам снова пришлось беспокоиться обо мне, - прошептал он.
Она нахмурилась.
- Субару-сан, вы хотя бы понимаете, что вы сделали?
~: ~: ~: ~: ~ ~:~:~:~:~
Когда бабушка ушла - видимо, чтобы сообщить старейшинам, что он проснулся – в комнате воцарилась гробовая тишина. Под потолком поскрипывала балка; мерцало пламя ритуальной свечи. На шоджи на равных расстояниях отпечатались темные тени: охранники стояли снаружи, защищая...
... его? Или от него?
Субару поежился и медленно сел. По усталым мышцам прокатилась волна ноющей боли. Он прижал ладони к глазам, вспоминая отчаянные крики, кровь...
Кровь; ее резкий, металлический запах забил тошнотворный аромат благовоний...
...снова дав ему возможность дышать. Он крепко обнял себя руками. Что случилось? С ним? С...
... Акико. "Вы хотя бы понимаете, что вы сделали?" Так много крови...
Он расставил себя встать, двинуться с места. Он должен был принести извинения…
Он осторожно открыл фусума и вышел из комнаты, ожидая, что охранники задержат его. Они не шевельнулись. Тот, что рядом с дверью... С каких пор у Хамамацу есть пистолет?
Темный деревянный пол коридора, казалось, поглощал проникавший сквозь шоджи свет. Медовый запах полироли смешался с сильным запахом гари, оставшимся от очищающего костра. Как долго он спал? Где А...?
- Хамамацу-сан, - тихо спросил он, не поднимая глаз. - Где Акико-сан?
Последовала краткая пауза: - Я покажу Вам, Субару-сан.
Его привели в одно из смежных зданий. За ним следовал шепот. Никто не остановил его. Никто не встретился с ним взглядом, но он чувствовал, что ему смотрели вслед, слышал их приглушенные голоса, их шипение.
»Нечистый»
»Кровь»
Он вздрогнул.
- Вам холодно, Субару-сан?
Спокойный вопрос почти напугал его. - Нет, спасибо за беспокойство, – машинально ответил он.
Боковое крыло ярко освещалось лампами, и пахло не только полиролью и дымом – с каждым шагом запах становился все сильнее. Субару неуверенно замер, узнав его. Антисептики. И лекарства. Он коснулся рукой прохладной деревянной стены и остановился, глядя под ноги. – Хамамацу-сан, - едва сумел поговорить он.- Пожалуйста, расскажите мне, что произошло.
- Мы надеялись, что вы сможете рассказать нам, Субару-сан.
Хамамацу указал на дверь в конце прихожей. К ней был прикреплен оберегающий офуда. Субару узнала в нем один из бабушкиных. Медленно, нерешительно, он преодолел последние несколько метров и постучал.
Из-за двери послышался негромкий голос. - Да?
Он медленно отворил дверь. Здание было западным; современный дом, построенный сразу после войны, чтобы разместить родственников, покинувших свои дома из-за оккупации. Это была самая новая пристройка, и наименее почетная. Это было неправильно… это…
Солнечный свет просочился в комнату, несмотря на шторы, закрывавшие простое прямоугольное окно. Белые бинты на торопливо отвернувшейся голове, казалось, засияли, прежде чем длинные темные волосы скрыли ее лицо. - Пожалуйста... – прошептала она, - не входите…
… кто-то шагнул между ними. – Разве вы причинили ей недостаточно боли!? – прорычал Аято. - Она ослепла на правый глаз! Она…
Аято вытолкал Субару из комнаты, и тот не разобрал остаток его сердитых слов. Рядом с его головой рука Хамамацу ударилась о дверь, мешая Аято захлопнуть ее.
- Нет, не надо. Я… - Субару неуверенно шагнул назад, а затем еще раз, подальше от насилия и ненависти. Он глубоко вдохнул. Почему он не мог прекратить дрожать? … - Я не хочу… я… - Он инстинктивно поклонился. – Простите.
Он вернулся в свою комнату, и едва успел закрыть фусума, прежде чем медленно упасть на колени и закрыть лицо руками. Слезы текли по его лицу, просачиваясь сквозь пальцы, липкие, мокрые, как... как... Он укусил себя за запястье, чтобы подавить рыдания. Акико...
Он ранил ее, причинил ей боль, он…
"Она ослепла на правый глаз!" – Кричал Аято, выталкивая его из комнаты.
"Он ослеп на правый глаз" – шептала Хокуто, держа его за руку.
... Сейширо.
Он чувствовал вкус крови на языке. Он…
- Субару-сан! - Голос бабушки. - Хамамацу, скорее! – Кто-то схватил его за руку, вынимая запястье изо рта. Он отвернулся, избегая их взглядов, их гнева... Он - глава клана. Он не должен плакать. Его запястье кровоточило, ярко-алые капли падали на татами. Слезы застилали ему глаза.
- Субару-сан, у вас жар. – На его лоб легла прохладная ладонь бабушки. - Хамамацу, проверьте его рану.
Кто-то велел принести антисептики и бинты; его рукав закатали.
- Вы должны были сказать, - отчитывала его бабушка. Он прижался щекой к ее руке. - Вы отвечаете за клан. Как вы можете произвести наследника, если вы больны?
На его запястье брызнули антисептиком. Обмотали марлей и бинтами...
Всегда бинты...
Слезы снова хлынули из его глаз. Измученный, он не мог сдержать их, и прислонился к бабушке…
- Субару-сан. Соберитесь с силами. Вы - глава клана. Вы не можете…
Он свернулся в клубок. Молчать. Никто не должен узнать.
- Субару-сан, я сообщу старейшинам, что совет придется отложить до вашего выздоровления. – Еще одно мимолетное прикосновение ко лбу. - Хамамацу, останьтесь с ним. Держите фусума закрытыми, пока он не успокоится.
- Да, Сумераги-доно.
Тихо зашуршало татами, а затем деревянный пол скрипнул под колесами, и бабушка ушла. Субару показалось, что спиной он ощущает презрительный взгляд Хамамацу, и он сжался еще сильнее.
~: ~: ~: ~: ~ ~:~:~:~:~
Сагано-чо, Западный Киото
Резиденция Сумераги
22 августа 1992 года - утро
Он услышал их еще не доходя до зала; негромкий, возбужденный ропот за фусума, отделявшими главный зал от остальной части дома. Окровавленное татами убрали, дом был очищен солью и огнем. Факелы все еще горели по обе стороны от входа, за ними присматривали вездесущие охранники. Древнее дерево и бумага ваши, из которой были сделаны фусума, легко загорались.
Они раздвинули фусума перед ним, и Субару замер на пороге. В зале шла бурная и тревожная беседа. Субару сжал кулаки, скрытые длинными рукавами кимоно. Он облажался. Он не выполнил своих обязанностей…
- Субару-сан, старейшины ждут вас, - Хамамацу тенью следовал за ним. – Пожалуйста, не заставляйте их ждать… - Субару почти услышал несказанное «снова», но Хамамацу продолжил, - они сочтут меня ответственным за это.
Он молча кивнул, глянув на него через плечо. Еще один человек пострадал из-за его бесполезности, а он не заметил. Он должен был вести их, защищать их, но вместо этого лишь причинял им вред. Он негромко вздохнул, и вошел в зал.
Расправив плечи, он поклонился старейшинам, и услышал, как внезапно смолкли они, кланяясь в ответ.
- Субару-сан, - бабушка указала ему на подушку напротив собрания старейшин. – Садитесь.
Ему захотелось оглянуться, но он знал, что фусума закрыты. Закрыты, и защищены охраной. С опаской, он сел, его руки свободно лежали на его коленях. У старейшин не было причин уважать его. Он подвел клан, потерпел неудачу в соблюдении долга...
... наихудшим образом. Им нужна причина, объяснение – но у него их нет.
Они хотели, чтобы он загладил свои ошибки – он не знал как.
Ничто не могло вернуть Акико глаз. Ничто. И…
- Субару-сан, пожалуйста, расскажите, что произошло.
Он аккуратно сложил руки на коленях, чтобы они не так дрожали. Множество глаз с ожиданием смотрели на него. Кто-то нетерпеливо цокнул языком. Он стыдливо опустил голову.
- Ну, ну… - Томоаки редко говорил среди старейшин. – Пожалуйста, не бойтесь признать это, - в ответ на его удивленный взгляд тот жизнерадостно улыбнулся. – Ничего плохого нет в чуточке грубых игр – это может быть весьма приятно - но постель невесты не самое подходящее место для них. Юную леди следует приучать постепенно, иначе…
- Томоаки! – резко вмешалась бабушка. – Пожалуйста, простите, что прерываю, но это не самое подходящее время для подобных разговоров.
Субару затошнило. Они считали, что он сделал... это... нарочно? И Акико? Он даже не помнил ее глаз, только тяжесть ее пристального взгляда на своей груди и удушливый жар. Он готов был сделать что угодно, лишь бы снова вдохнуть. Что угодно...
Он вцепился руками в колени. Он отчаянно пытался защитить ее, но комната стала такой маленькой, такой тесной и темной. Он остался наедине с громоподобным стуком сердца и шипящими вдохами, не дававшим ему ни капли кислорода. Он…
Ритуальная свеча горела всю ночь. Обаа-сан сочла это признаком почтения к богам, но это была всего лишь трусость. Темнота пугала его; ее тепло, ее тишина, ее одиночество...
... неконтролируемое безумие, бушевавшее в нем, пока не сгорело дотла...
- Я не знаю, что произошло, - Он посмотрел на них и, вонзив ногти в свою кожу сквозь ткань кимоно, продолжил, - Акико-сан предложила мне сакэ и... Не помню, чтобы я его пил. Кажется, я даже не коснулся чашки. Там было так жарко и темно... Я не мог дышать, и... - Он тряхнул головой, борясь с растущей в нем паникой. – А потом была кровь. И бабушка.
В зале воцарилось неловкое молчание.
- Одержимость? – спросил старейшина Макото спустя несколько секунд.
- Я тоже сначала предположила это, - ответила бабушка. - Но никакого внешнего влияния не обнаружила.
- Девочку вы тоже проверяли? – полюбопытствовал Макото.
- Да, она в порядке. И нетронута, если не считать раны.
- Микаге потребуют объяснение и компенсацию. – Макото непроницаемо смотрел на него. – Как за то, так и за другое.
22 августа 1992 года – после полудня
Воздух был полон жужжания бесчисленных насекомых и неритмичного плеска воды, стекавшей по камням в пруд для медитаций. Было жарко и влажно. Он пришел сюда, как только встреча со старейшинами завершилась. Блики дневного солнца на воде резали ему глаза. Сияющее олицетворение Аматерасу обжигало голову и голые плечи. Водопад превратился в обычный ручеек; если бы ни он, жар гнева Аматерасу невозможно было бы терпеть.
Год назад, на этом самом месте – во время хараэ - он желал, клялся убить, совершить то самое злодеяние, за которое Аматерасу навсегда отвернулась от своего брата; Цукиёми, который родился из правого глаза Идзанаги после того, как Аматерасу появилась из левого. Водная гладь слегка зарябила от дрожи в его руках. Он был виноват в этом. Он ослепил правый глаз Акико, так же как Сейширо ослеп из-за него.
Сейширо, которого он поклялся убить, пожелал убить...
Он закрыл глаза, спасаясь от яростного взгляда Аматерасу. Они заплатят Микаге компенсацию, чтобы гарантировать их молчание. Акико останется в клане Сумераги, в доме, вместе со своим братом. Старейшины возражали против присутствия Аято, но Субару не хотел заставлять ее остаться под его крышей одной, без кого-то, кому она бы доверяла, даже если ненависть этого человека была почти осязаема.
Снова и снова он пытался вспомнить, что случилось...
... Акико, предлагающая сакэ, глядящая на него темными, заботливыми глазами...
... темно-карими глазами, скоро показавшимися ему янтарными...
... манящим, зовущим его пылающим золотом...
... голову словно сжали тисками...
... Субару-кун...
- Субару-сан?
Было темно и изматывающее жарко. Он ничего не видел перед собой, и покрылся испариной от одного лишь дыхания. Кто-то двигался рядом с ним. Он вскочил, попытался увидеть, предупредить... Субару закашлялся, и в голове вспыхнула боль, оставившая его пустым и измученным. Он…
Холодная вода брызнула на его горящую кожу.
- Вам лучше воздержаться от хараэ в полдень, - очень тихо произнес Оми Тоно, положив на лоб Субару мокрый кусочек ткани. - Месяц богов слишком жарок для этого.
Субару закашлялся. - Я охотно приму ее наказание. Я заслуживаю его.
- И все же, вы нужны, - Оми измерил его пульс и цокнул языком. – Аматерасу не хотела бы, чтобы вы умерли за это, - вода лилась Субару на грудь, стекая по его запястьям. – Не двигайтесь. Вам нужно остыть.
Вместо этого Субару попытался сесть. - Нет, бабушка…
- Не волнуйтесь, я ей не скажу, - Оми положил руку ему на грудь, безо всяких усилий удерживая на месте. – А теперь лежите неподвижно, или она узнает, что вы не вернулись вовремя. Перегрев небезопасен, а от теплового удара вы даже могли бы умереть.
- Где я? – прошептал Субару. К его рту поднесли небольшую пиалу. Теплая вода коснулась его губ. Он жадно выпил.
- В тени, – ответил Оми. - Я предпочел бы занести вас внутрь, но не смогу донести вас так далеко, - Оми снял ткань с его лица, чтобы снова намочить ее водой, и Субару закрыл глаза, спасаясь от внезапно ударившего в них света. Он был рад, когда прохладная тряпочка вновь закрыла его от слепящего сияния.
Он мучительно сглотнул. Он не должен был радоваться. Свет – дар Аматерасу. Он…
…совершенно отрекся от ками своей семьи?
- Оми-сан, - наконец прохрипел он сквозь пульсирующую боль в висках. – Почему?
- Почему что? – Оми, отжимавший другую тряпочку, замер на секунду. - Что вы имеете в виду?
- Почему вы?..
- Я видел, как вы упали в обморок. Я иногда спускаюсь к Ои чтобы порыбачить. Так я могу представить, что я дома в Окутама, и моя жена вот-вот спустится к озеру и начнет ворчать, что я снова «купаю червей». - Он задумчиво улыбнулся. – Никогда бы не подумал, что буду скучать по этим минутами.
Субару закашлялся. - ...беспокоитесь?
- Вы - глава клана, - Оми покачал головой. – Разумеется, вы важны для нас.
Субару сухо сглотнул. – Я опозорил клан, я… старейшины… - голос предал его.
Оми снова наполнил пиалу водой, и протянул ему. - Старейшины - мудрые люди, Субару-сан. А мудрые люди могут быть очень глупыми. Пейте. Вам нужно восстановить жидкость, потерянную из-за жары. Ничем не поможет, если вы будете мучить себя, Субару-сан, - сказал ему Оми, наконец, позволив ему сесть, прислонившись к стволу мощной сосны, закрывавшей их от солнца. – Пожалуйста, постарайтесь в дальнейшем лучше заботиться о себе.
Субару пришлось дождаться заката, прежде чем вернуться в дом. Оми не позволил ему идти по солнцу. Воздух под старым деревом был полон резких и успокаивающих запахов влажной земли и дерева. Субару закрыл глаза, и вдохнул глубже. Землю покрывали сухие сосновые иглы. Где-то стрекотала ранняя цикада.
Когда по другую сторону реки в горах Араяма затявкала лиса, а светлячки закружили над прудом для медитаций, Субару поднялся на ноги. Лишь когда головокружение заставило его позволить Оми помочь ему дойти до дома, он понял, насколько серьезно его состояние.
Из-за этого - и из-за боли, которую причиняло ему шикифуку, касавшееся его обожженной кожи, когда час спустя он отправился наблюдать за вечерними обрядами.
Субару поставил на поднос ошики санбо со съедобными ритуальными подношениями, и низко поклонился перед дощечкой Аматерасу, едва не потеряв равновесие. Про себя он попросил у Аматерасу прощения, отчаянно надеясь, что никто не заметил этого. Он поймал обеспокоенный взгляд Оми, сидевшего в нескольких рядах от подушек, принадлежавших ему и старейшинам. По обыкновению, клан собрался к ужину. Оми тоже пришел, он был слишком силен, чтобы считаться младшим родственником, но и фамилии не носил. Субару поклонился старейшинам и сел рядом со своей бабушкой. Сначала обслуживали его, затем бабушку, затем старейшин...
Ранг. Традиция. Смысл был не в том, кто голоднее, или кто больше заслуживал пищи. На его руках была кровь, а они все еще позволяли ему есть первым. Субару едва не поперхнулся крошечным кусочком, который положил в рот, чтобы позволить всем приступить к ужину.
Акико и ее брата там не было. «Она не заслужила места в клане» - сообщила на совете старейшина Шихоко. Субару настаивал, что Акико не должна отвечать за его преступление. Что бы ни случилось, он позаботится о ней. Ей не придется беспокоиться о том, чтобы не стать кому-то обузой. Он жалел, что не может забрать ее боль. Наверное, лучше если она будет есть в своей комнате вместе с братом; жестоко было бы просить ее есть вместе с тем, кто разрушил ее надежды…
- Субару-сан, - услышав негромкий голос бабушки, он едва не уронил палочки. - Я беспокоилась, когда вы пропустили дневную церемонию.
- Простите. Я был в хараэ, - Субару склонил голову. – Я многое должен искупить. Возможно, мне следует совершить о-хараэ.
Бабушка одобрительно кивнула.
Субару не мог проглотить ни кусочка.
~: ~: ~: ~: ~ ~:~:~:~:~
Готовясь к о-хараэ, он нечасто видел Акико. Большую часть времени она оставалась в своей комнате в западном крыле. Он приказал освободить смежные комнаты для нее и ее брата, и знал, что она установила там небольшую святыню Инари.
Ему говорили, что ее раны быстро заживают, хотя шрамы останутся, и ее правый глаз никогда не сможет видеть. Он молился о здоровье, о выздоровлении, всем сердцем желая ей добра. Он не знал, помогало ли это. Несколько раз Акико покидала западное крыло, чтобы участвовать в обрядах очищения, но тогда она закрывала лицо вуалью. Молчаливая, призрачная тень в белом. Она уже не была ребенком, и не могла стать женой; для нее не осталось цветов, и потому она продолжала носить белый цвет невесты - или мертвых. Из-за Субару. Только из-за него.
Ее брат ненавидел его, и не скрывал этого. Субару не мог винить его, хотя ему пришлось укрепить барьер. Он не хотел, чтобы гнев Аято обрел форму и начал бы посещать его семью. Изгони он подобный дух, это причинило бы боль Аято.
Сумераги связались с кланом Накатоми и попросили их прочесть на церемонии полную версию норито, и один из главных священников поселился в их доме, следя за тем, чтобы все приготовления были совершены должным образом. Субару знал, что присутствие в доме посторонних людей не нравилось бабушке, так же как и то, что Накатоми узнали о происшествии.
Обязательные расспросы Накатоми были одним из самых постыдных переживаний в его жизни, хотя он был рад, что в это не пришлось впутывать Императора – Накотоми могли бы сделать это, посчитай они откровенность Сумераги недостаточной.
30 сентября 1992 года.
Субару в третий раз склонил голову, хлопнул в ладоши, и позволил холодной воде хлынуть на свою спину. Было четыре утра; солнце еще не встало, но небо уже посинело, напоминая, что Аматерасу скоро прибудет.
Субару стер со своей кожи последние капли воды и надел шикифуку. На его шею и запястья повязали ленты из плетеной рисовой соломы и маленькие колокольчики, которые не должны были звонить, пока порок не будет запечатан. Он осторожно двигался, готовясь использовать очищенную солому и кинжал, который прислали ему Накатоми.
Накатоми. То, что церемонию совершал сам глава клана, Накатоми Мичио, было знаком уважения и почтения. Импозантного мужчину крепкого телосложения окружала аура силы, и не только физической.
Субару собрал волосы в тугой хвостик, и завязал его на затылке рисовой соломой. Он страстно прошептал молитву, трижды хлопнул в ладоши, и взял клинок...
Церемония начнется, когда первый луч Аматерасу появится из-за горизонта.
Потрясенный шум прокатился по рядам Сумераги при виде коротко обрезанных волос Субару. Алтарь был обращен на восток: к восходящему солнцу. В больших чашах по обе стороны алтаря горели сандал, джинко и другая ритуальная древесина, а перед ним курился фимиам.
Субару принес свои обрезанные волосы в жертву огню с первыми лучами солнца. Офуда трепетали на утреннем ветерке, несшем очищающий дым к рядам Сумераги. Кто-то закашлялся. Негромко звенели колокольчики алтаря. В ушах звучал свист прутов, которыми размахивали над его головой. Слышался сильный голос Накатоми, напевавшего хараэкотоба; в свете восходящего солнца он во всеуслышанье перечислял грехи Субару.
Солнечные ожоги на плечах и спине Субару давно зажили, но он чувствовал, как взгляды старейшин жгут его спину. Они знали о кунитсу-цуми, который он совершил, ранив свою невесту, но не о аматсу-цуми, который он совершил в хараэ. Его клятва убить была преступлением против богов, но ему потребовалось более года, чтобы понять это. Теперь, они призывали богов помочь очистить его от того, что так долго порочило его. Его грехи и ошибки перечислялись, произносились вслух, чтобы быть смытыми в море, но Субару по себе знал, что они не смоются с ушей старейшин и всех остальных. Боги могли простить, но старейшины никогда не забывали.
~: ~: ~: ~: ~ ~:~:~:~:~
Субару аккуратно поправил черное кимоно, расправляя ткань на плечах, пять белых пентаклей-камонов на груди, и, прежде чем поправить хакама, чуть дрожащими пальцами завязал оби.
Обязательность присутствия и формальной одежды не стала для него неожиданностью. Успешно завершив о-хараэ, Накатоми Мичио автоматически был приглашен на ужин в качестве почетного гостя.
Он завязал вторые тесемки хакама, с первой попытки создав требуемую форму перекрещивающихся бабочек, и вздохнул, услышав стук и спокойный голос Хамамацу, сообщивший, что пора идти.
Аято, также одетый в свое лучшее кимоно со стилизованной лисицей - гербом клана Микаге - вышел из зала, едва Субару ступил в коридор. Он помрачнел, но почтительно отступил в сторону. – Ищете новую жертву? – тихо прошипел он, когда Субару прошел мимо.
Субару остановился, пораженный. - Что? - Но Аято уже повернулся к нему спиной, а сквозь открытые фусума виднелся клан Сумераги и их гости. Он не мог окликнуть Аято.
Он молча пересек комнату и, вежливо поклонившись Накатоми, занял свое почетное место рядом со старейшинами.
Накатоми поклонился в ответ, и указал на стоявшую рядом с ним девушку. – Сумераги-сан, могу я представить вам свою дочь Кизу?
- Это честь для меня, Накатоми-сан, - Субару еще раз поклонился, на сей раз молчаливой девушке, на кимоно которой тоже был прихотливо вышит камон Накатоми, и еще раз, старейшинам, прежде чем занять свое место, и налить гостям чай, получив другую пиалу в ответ.
Кизу-сан практически не поднимала глаз, и когда она изящно поклонилась, приняв свой чай, ее лицо, почти полностью скрылось за волосами, не черными, но цвета жженой умбры, хотя она пыталась заставить их казаться темнее, вставив в них пару маленьких бледно-зеленых бумажных вееров. Бледно-зеленых...
... словно мороженое. Он практически чувствовал его вкус. Это был тяжелый день, и он не обращал внимания на шутки Сейширо и Хокуто о наилучшем сорте мороженного и его значении. Он не заметил, как Сейширо принес их заказ, и ждал чего-то слишком сладкого и сливочного, вкус которого надолго застрял бы на его языке. Вместо этого он получил простую стеклянную чашку с двумя бледно-зелеными шариками и странно-вытянутыми кусочками орехов. Хокуто смеялась над простотой блюда, но, съев одну ложку, он уже не слышал - их шуток, шума, ничего. Вкус напомнил ему о мокром дереве, свежих листьях и миндале. За столом воцарилась странная тишина, когда он наконец положил ложку, и Хокуто уставилась на него, а Сейширо…
- Сумераги-сама? – послышался тихий голос рядом с ним. Он ощутил, как запылали его щеки.
- Простите, я… - Он замолк, - Вам нравится фисташковое мороженое, Кизу-сан?"
- Мне… мне нравится мороженое со вкусом зеленого чая, - удивленно запнулась она. - И шоколадное.
- Моя сестра тоже любила шоколадное, - тихо произнес Субару, ощутив прилив боли, - и клубничное. Она пыталась приучить меня к нему, но для меня оно слишком сладкое.
- Простите, я не хотела разбудить болезненные воспоминания, - извиняясь, она поклонилась. – На что похоже фисташковое мороженое? Я никогда о таком не слышала.
- Немного похоже на миндальное, - попытался объяснить он, - но более свежее, более... лиственное. Не горькое, но и не сладкое. Вам стоит когда-нибудь попробовать его.
- Я обязательно попробую, - Она подняла голову, наконец, посмотрев на него, - Как вы думаете, оно сочетается с зеленым чаем?
- Наверное. Я не уверен, я…
Она по-настоящему улыбнулась ему, и он неуклюже замолчал, внезапно ясно осознав как много вокруг людей - ее отец перед ним, его бабушка по правую сторону от него – как тихо в комнате, полной ожидающих людей. Что, если он причинит ей боль, как и Акико? Что…
"Ищете новую жертву?"
Он вздрогнул. Он не хотел ранить кого-либо... снова. Он...
"Соберитесь с силами. Вы – глава клана."
В комнате было душно и жарко. Слишком жарко. Мерцали ритуальные свечи, и красные тени танцевали на его руках. Кроваво-красные тени...
Кизу-сан улыбалась ему, тихо смеялась, радуясь чему-то, чего он не смог услышать.
Кровь на его руках...
Ослепла на правый глаз...
Если бы только это произошло с ним.
Только с ним.
Комната мерцала ритуальными свечами...
~: ~: ~: ~: ~ ~:~:~:~:~
Субару не заметил, как выбежал из зала, пока фусума его комнаты ни закрылись за ним, и он ни сполз по ним, тяжело дыша, пытаясь успокоиться.
Каштановые волосы, черные волосы.
Карие глаза, янтарные глаза...
Он уставился на свои руки, вцепившиеся в черно-серые полосатые хакама; разогнул пальцы и вжал ладони в шершавую ткань. Дотронуться. Прикоснуться. Желание, которое он не мог признать. Ощутить чьи-то прикосновения, объятия, не быть ответственным за все это, пусть ненадолго, пусть даже это будет лишь иллюзией...
Он поежился.
Он не хотел вспоминать этого. Его сестра умерла, бабушка не сделает этого, а Сейширо… Сей…
"До тех пор, пока мы не встретимся встретимся, я наложу на тебя заклятье"
Неожиданно он заплакал. Слезы текли по щекам, и он не мог сдержать их. Спустя столько времени, несмотря на все его усилия, хладнокровные слова Сейширо все еще были правдой.
Кто-то постучал по фусума.
- Субару-сан! Вы здесь? Вы в порядке? - Хамамацу, забыв о правилах вежливости, потряс деревянную раму.
Субару сжал кулаки. Он не мог больше терпеть это. Он…
- Я в порядке, Хамамацу-сан, - сказал он, взяв себя в руки. – Пожалуйста, передайте нашим достопочтенным гостям и старейшинам мои искренние извинения, что я так неподобающе ушел, - Он яростно стер слезы со щек. – Скажите им, что я должен сообщить им кое-что.
- Субару-сан…
- Идите. Я приду через пятнадцать минут.
Главный зал был все еще полон, когда он вернулся, одетый в черные брюки и свитер, и приказал включить электрические лампы. Их резкий свет, хотя и приглушенный искусно разрисованными шелковыми абажурами, совершенно затмил традиционные масляные лампы.
Он поклонился оскорбленному Накатоми и принес ему и его уважаемой дочери извинения за свою грубость. - Но существует беспокойный дух, приносящий несчастья моему клану. И мне, - Все резко вздохнули. «Мой дух», - мысленно добавил он. За то, что он собирался сказать, он мог бы потерять свою должность. Не то, чтобы это имело значение.
- Завтра утром я первым шинкансеном вернусь в Токио, - не глядя ни на кого, он продолжил. – Мне бессмысленно оставаться здесь, пока это… дело не закончено. Я должен упокоить этот дух, прежде чем приступить к другим обязанностям. Спасибо и, пожалуйста, простите мне за то, что подвел вас, -Он низко поклонился гостям, затем старейшинам, развернулся и пошел к двери.
Он почти достиг фусума, когда ошеломленную тишину за ним нарушил голос.
- Субару-сан! – крикнула бабушка, но он уже вышел в коридор. Он знал, что она не последует за ним. Как предыдущая глава клана, она должна была отвечать за гостей, когда он выходил из зала, а Накатоми были их ранга. Он покачал головой, когда Хамамацу двинулся, чтобы последовать за ним. Ему не нужны были посторонние. Он должен сложить сумку и…
- Субару-сан, пожалуйста…
Удивленный, Субару остановился, оглянулся и увидел, что его догоняет Оми Тоно, - Подождите секунду. Я знаю, что вы не захотите принять помощь, - тихо сказал Оми. – И моих сил не хватит даже на то, чтобы предложить ее, но если когда-нибудь вам понадобится безопасное место, чтобы отдохнуть пару дней... - Он вручил ему простую черно-белую визитную карточку. – Мики и я будем рады.
Станция Киото
1 октября 1992 года - 06:01
Субару вышел из автомобиля, повесил сумку на плечо и посмотрел на станцию. Октябрь - Каминазуки по старому календарю, месяц без богов – замечательно подходил для того, что он собирался сделать.
-Я сопровожу вас в Токио, - сказал стоявший за ним Хамамацу. - Вы …
- Нет, - тихо отказался Субару. - Я должен ехать один. Вы не сможете защитить меня. - Он двинулся по вверх лестнице к платформам шинкансена. «Вы не сможете защитить меня от меня самого»
продолжение следует в:
Дела Семейные – Глава 11
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Примечания:
(1) "Он ослеп на правый глаз." Токио Вавилон, том 6, стр.15
(2) "До тех пор, пока мы снова встретимся, я наложу на тебя заклятье." Токио Вавилон, том 7, стр. 5
(3) О-хараэ (большая церемония очищения) описан в Йенгишики, написанном в 927 году до н.э. Однако, у автора недостаточно информации о деталях церемонии, и она заранее приносит извинения за возможные ошибки.
Примечания переводчика:
Санбо – ритуальная бумажная коробочка, в которую синтоисты складывают кусочки рыбы и овощей, принося их в качестве жертвы разным божествам.
Ошики – поднос, используется в различных ритуалах, в том числе чайной церемонии.
Кунитсу-цуми/Аматсу-цуми – эти два определения составляют пару в синтоистском ритуале очищения «о-хараэ но котоба». Аматсу-цуми – восемь преступлений совершенных Сусаноо и нарушивших мирную жизнь богов. Кунитсу-цуми – все остальные преступления. Источник: eos.kokugakuin.ac.jp/modules/xwords/entry.php?e...
@темы: Нетленчики, Кламп-фики
-
-
07.05.2009 в 23:27Я завтра почитаю...
-
-
07.05.2009 в 23:29Ммм... Респект переводчику,)))
У автора явно нездоровая фантазия,)
-
-
08.05.2009 в 00:28Я не виновата, что всегда заканчиваю к вечеру)
deSStination
А у кого из нашего брата-яойщика она здоровая?)) Дальше - больше.
-
-
19.05.2009 в 16:59-
-
05.06.2009 в 20:15Сейширо по доброте душевной все простил, мстить будет сакура)
-
-
08.06.2009 в 12:54