Никогда не доверяй собаке с оранжевыми бровями.
Название:36 градусов - Пролог
Автор: A. Kniggendorf
Переводчик: Lazurit
Бета: Клэр
Фандом: TB/X1999/Clamp Campus Detectives
Пейринг: Сейширо/Субару
Рейтинг: R/NC-17
Дисклеймер: Все принадлежит Кламп и автору
Ворнинги: насилие, оккультизм, гомосексуализм, говорящее дерево, дендрофилия и геометрия.
читать дальшеA. Kniggendorf: 36 градусов - Пролог - Сумераги Субару - Конец
~ При повороте на 36 градусов вокруг своего центра пентакль переворачивается.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Парк Уэно, Токио.
Декабрь 1999.
Быстро стемнело. Несмотря на огни далекого города пустынные дорожки пронизывало чувство заброшенности. В этом году зима крепко зажала Токио в свои тиски. Черные стволы и голые ветки деревьев влажно блестели. Редкие хлопья снега смешались с непрерывным дождем.
Скамейки, стоящие под деревьями на равных расстояниях друг от друга обрамляли дорогу. В отдалении огни Национального Музея Искусств безуспешно сражались с надвигающейся ночью. Одинокая фигура, медленно шагающая по туннелю, сформированному нависающими ветвями, была не более чем бледной тенью во тьме. Белый плащ переживал не лучшие времена. Пятна мокрой грязи и чего-то подозрительно напоминающего кровь тянулись вдоль одной из длинных пол. Время от времени широкий плащ путался в ногах своего очень худого владельца. Темные волосы терялись в ночи. Часть влажных прядей перепутались, там, где их прижимали и терли недавно снятые бинты. Лицо под ними было того же цвета, что и грязный плащ.
Унылые разноцветные глаза рыскали по практически бесконечной череде голых деревьев. Под светом фонарей то там то сям стояли скамейки, разделяемые длинными пятнами темноты. Он замер на несколько секунд, но некое внутреннее чувство велело ему продолжать идти, он все еще не там...
...куда он не хотел идти, но не идти сил уже не осталось. Массивный ствол появился из тьмы с левой стороны дороги недалеко от него... должно быть, это то самое дерево, к которому он шел. Под раскинувшимися ветвями стояла скамейка. Он не помнил, чтобы она была здесь раньше. В последний раз... Когда? 1990? 1999? Он не уверен. Ему наплевать. Вероятно, скамейка стояла там уже очень давно. Скрюченные корни обвились вокруг кованых железных ножек, сжимая их в тесном заботливом объятии. Если бы не память о … о ком-то, его бы здесь не было.
Освободившаяся должность должна быть занята или...
Если нет...
... в память о...
Он вынул из кармана офуда, идеальная белизна бумаги странно контрастировала с грязным плащом. Перебросил одну из пол через левую руку, чтобы та не путалась в ногах. Сосредоточился. Сложил руки.
- Ом Батарей Совака.
Магия естественно пришла к нему. Хриплый пустой голос, подстать парку. И его душе. Вспышка энергии. Он почувствовал боль в правом глазу. Янтарная радужка, казалось, излучала золотой жар.
- Ом Батарей Совака… Хоку…
Древняя сакура расцветала на глазах. Парк исчез, поглощенный бесконечной ночью мабороши. Он даже глазом не моргнул. Он уже был здесь раньше. Теперь не осталось ничего кроме как...
- «…Твоей сестры здесь нет, Субару-кун...»
Он изумленно вздохнул. Этот голос. Голос такой же... точно такой же как... Сей…
- «...Во мне нет чистых душ...» - Смех прокатился по ветвям. Снисходительность. Фальшивая мягкость. Голос мертвеца дразнит его. – «…Среди Божественных Законов нет запрета на возмутительную одежду...»
Однажды он проглотил наживку, больше он этого не сделает. - Что ты знаешь о Божественном Законе?
- «... Я – его часть. Так же, как и ты. Так же, как и Сей-чан...»
- «Сей-чан» мертв.
- «... Мне рассказали об этом...»
Субару хотел спросить кто, но был достаточно умен, чтобы не давать дереву преимущества прямым вопросом. - Я пришел, чтобы занять его должность.
Дерево рассмеялось. Лепестки сакуры радостно кружились у черной земли, создавая обманчивый розовый снег вокруг поношенных ботинок Субару. – «…Я так не думаю…»
Худые руки, больше не носящие перчаток, снова сложились в магическом жесте. Пентаграммы, высеченные на белой коже, вспыхнули синим светом во тьме мабороши. Он проигнорировал их. Теперь они бессмысленны.
- Ом Ба…
- «... У тебя нет чувства самосохранения?» - удивленно спросило Дерево. – «... Ты действительно думаешь, что в наследстве нет ничего, кроме насильственной смерти?»
- Мои мысли не имеют значения, – вымученно ответил Субару. – Больше нет никого, кто мог бы занять его должность. Ты должно быть довольно мной.
Молчание.
- «... Ты – выдающийся онмеджи, но ты был бы ужасным Сакуразукамори...» - Внезапно дерево посерьезнело. Скрытая насмешка, это странное, болезненное напоминание о последнем Сакуразукамори, исчезла из его голоса. Сакура больше не играла с ним. – «... Ты не подходишь для этого...»
- Если ты боишься за свою пищу… - Субару почувствовал, как хрипит его голос, но в нем самом больше не осталось ничего, что могло бы сломаться. – Не беспокойся.
«... Субару-кун...» - дерево немного растянуло имя Субару, в знак истощающегося терпения, граничащего с раздражением. – «... По своей природе я - хищник, но я еще и вишневое дерево. Есть определенные ... потребности, которые я, будучи деревом, не могу удовлетворить самостоятельно...»
"Потре…?"
Черная кожа, полуночный бархат, красный шелк, медные шестеренки.
Выставленное напоказ горло. Голова, запрокинутая в оргазме. Запястья, обернутые в кожу.
Одинокий крик ястреба. Тонкие пальцы, прижимающиеся к челюсти.
Сталь, скользящая по плоти. Сильные крылья, бьющиеся о воздух.
След жемчужин крови на сливочной коже. Рот, приоткрывшийся в безмолвном крике.
Грохот вращающихся шестеренок...
Образы, затопившие его разум, исчерпали его силы, и он, тяжело дыша, рухнул на колени. Его руки цеплялись за иллюзорную землю, вытягивая черную субстанцию, которая могла существовать, а могла и не существовать… Слеза оставила за собой соленую дорожку на левой щеке.
- «... Именно поэтому я не могу позволить тебе получить наследство...»
У него перехватило дыхание. – Больше… никого… нет…
- «...Тогда учись...» - Раздражение. – «... Иди и учись...»
Мабороши исчез. Там, где секунду назад стояла пышная, ужасающе-прекрасная сакура, Субару увидел лишь холодный покрытый трещинами ствол дерева. Синеватая молния, словно блуждающий огонек, кружилась рядом с ним: яркая вспышка для правого глаза, и всего лишь тень - для левого. Он хотел… хотел…
- «... Следуй...» - приказал голос. Он уставился на свою правую руку. Шрамы пылали. Он видел их сияние сквозь покрывающую руку кровь. Его рука, пробившая ...его спину. Теплое дыхание, коснувшееся его уха и скончавшееся на щеке. Пустота. Падение...
Он не заметил, как его ноги двинулись с места.
~: ~: ~: ~: ~
Он покинул парк через Северо-западный вход. Дорога проходила мимо Факультета Изобразительных Искусств и Музыки Государственного Университета Токио по одной стороне и Международной Библиотеки Детской Литературы по другой, проникая в уединенный жилой район. Не глядя на автомобили, он пересек широкую улицу и перешел в другой, еще более глухой район. По обе стороны улицы стояли дома. Над ними в темноте пылала вывеска полицейского участка, добавлявшая мрачного света к тусклым уличным фонарям. Он задумался о существовании отделения полиции в лежащем в руинах Токио. Однако район, по которому он шел, был до странности нетронут.
Магический огонь провел его через улицу мимо полицейского участка, на восток. Запахи немного изменились, теперь напоминая о растениях, ладане и камнях. Вдали за безбрежным кладбищем Янака виднелась полоска зданий. Наконец, огонь остановился в маленьком, ведущем на север переулке. В конце переулка стоял дом с высокими серыми стенами. Совсем близко от кладбища. Старое вмонтированное в стену железное украшение ржавело у ворот, перед которыми исчез огонек. Они достигли своей цели. Или может... его цели?
Субару моргнул, словно выходя из транса. Должно быть, это Уэно-Сакураги-чо, втиснутый между Янака, с его бесчисленными храмами и огромным буддистским кладбищем на севере, кладбищем сёгуна Токугавы на западе и холмом Уэно на юге, где в 1868 было подавлено последнее восстание сторонников сегуната Токугавы. 15 мая там были вырезаны две тысячи сегутай. Улица, которую он недавно пересек, должно быть, была Кототой-дори, главная улица этого чо. Рядом с северо-восточной частью района пролегала линия Яманотэ, однако она не касалась самого района. Он тряхнул головой. Слово «глухой» не слишком правильно описывало этот район. Находясь в самом сердце Токио он был так далек, как только возможно от светских районов вроде Синдзюку-ку или Шибуя-ку, которые он привык ассоциировать с Сейширо…
Магия струилась по его спине. Древняя магия, сильная магия, связанная со смертью. Кладбище, храмы, парк Уэно с почвой, пропитанной кровью воинов... Это место окружено одними из самых сильных магических зон в Токио. Нет, в Японии. И ни одна из них не связана кеккаем ... или с концом света 1999 года. Защищающие нити, оплетающие дом, исходили от магических зон... и сакуры.
Это место ... этот район не был поврежден в этом году. Люди, крепко спящие в домах вокруг него, не знали, что среди них поселилась Смерть. Смерть хотела, чтобы ее дом был безопасным, и заодно защищала их. Субару даже не думал о такой возможности.
Уэно-Сакураги... в этом был какой-то извращенный смысл.
От кладбища подул легкий ветер, вмонтированное в стену украшение из ржавого железа и тусклой меди качнулось, пентакль заскрипел на несмазанной оси, поворачиваясь... пока одна из его вершин не указала вниз.
Будет продолжено в:
A. Kniggendorf: 36 градусов - 1 - Сакуразука Сейширо - Начало
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Примечания автора (литературной ценности не имеют, поэтому переведены не буквально, тяп-ляп):
(1) пентакль, пентаграмма. Оба слова используются в строгом смысле; пентакль – пятиконечная звезда с одной верхушкой, а пентаграмма - пятиконечная звезда с двумя верхушками. Пентакль и пентаграмма противоположны друг другу. Следовательно, символ Сумераги - пентакль, символ Сакуразукамори - пентаграмма.
(2) Районы (чо) и улицы. Автор знает Токио только по карте, таким образом Уэно-Сакураги вполне может оказаться промозоной или районом «красных фонарей».
(3) Дерево – та еще сволочь. Привыкайте.
Автор: A. Kniggendorf
Переводчик: Lazurit
Бета: Клэр
Фандом: TB/X1999/Clamp Campus Detectives
Пейринг: Сейширо/Субару
Рейтинг: R/NC-17
Дисклеймер: Все принадлежит Кламп и автору
Ворнинги: насилие, оккультизм, гомосексуализм, говорящее дерево, дендрофилия и геометрия.
читать дальшеA. Kniggendorf: 36 градусов - Пролог - Сумераги Субару - Конец
~ При повороте на 36 градусов вокруг своего центра пентакль переворачивается.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Парк Уэно, Токио.
Декабрь 1999.
Быстро стемнело. Несмотря на огни далекого города пустынные дорожки пронизывало чувство заброшенности. В этом году зима крепко зажала Токио в свои тиски. Черные стволы и голые ветки деревьев влажно блестели. Редкие хлопья снега смешались с непрерывным дождем.
Скамейки, стоящие под деревьями на равных расстояниях друг от друга обрамляли дорогу. В отдалении огни Национального Музея Искусств безуспешно сражались с надвигающейся ночью. Одинокая фигура, медленно шагающая по туннелю, сформированному нависающими ветвями, была не более чем бледной тенью во тьме. Белый плащ переживал не лучшие времена. Пятна мокрой грязи и чего-то подозрительно напоминающего кровь тянулись вдоль одной из длинных пол. Время от времени широкий плащ путался в ногах своего очень худого владельца. Темные волосы терялись в ночи. Часть влажных прядей перепутались, там, где их прижимали и терли недавно снятые бинты. Лицо под ними было того же цвета, что и грязный плащ.
Унылые разноцветные глаза рыскали по практически бесконечной череде голых деревьев. Под светом фонарей то там то сям стояли скамейки, разделяемые длинными пятнами темноты. Он замер на несколько секунд, но некое внутреннее чувство велело ему продолжать идти, он все еще не там...
...куда он не хотел идти, но не идти сил уже не осталось. Массивный ствол появился из тьмы с левой стороны дороги недалеко от него... должно быть, это то самое дерево, к которому он шел. Под раскинувшимися ветвями стояла скамейка. Он не помнил, чтобы она была здесь раньше. В последний раз... Когда? 1990? 1999? Он не уверен. Ему наплевать. Вероятно, скамейка стояла там уже очень давно. Скрюченные корни обвились вокруг кованых железных ножек, сжимая их в тесном заботливом объятии. Если бы не память о … о ком-то, его бы здесь не было.
Освободившаяся должность должна быть занята или...
Если нет...
... в память о...
Он вынул из кармана офуда, идеальная белизна бумаги странно контрастировала с грязным плащом. Перебросил одну из пол через левую руку, чтобы та не путалась в ногах. Сосредоточился. Сложил руки.
- Ом Батарей Совака.
Магия естественно пришла к нему. Хриплый пустой голос, подстать парку. И его душе. Вспышка энергии. Он почувствовал боль в правом глазу. Янтарная радужка, казалось, излучала золотой жар.
- Ом Батарей Совака… Хоку…
Древняя сакура расцветала на глазах. Парк исчез, поглощенный бесконечной ночью мабороши. Он даже глазом не моргнул. Он уже был здесь раньше. Теперь не осталось ничего кроме как...
- «…Твоей сестры здесь нет, Субару-кун...»
Он изумленно вздохнул. Этот голос. Голос такой же... точно такой же как... Сей…
- «...Во мне нет чистых душ...» - Смех прокатился по ветвям. Снисходительность. Фальшивая мягкость. Голос мертвеца дразнит его. – «…Среди Божественных Законов нет запрета на возмутительную одежду...»
Однажды он проглотил наживку, больше он этого не сделает. - Что ты знаешь о Божественном Законе?
- «... Я – его часть. Так же, как и ты. Так же, как и Сей-чан...»
- «Сей-чан» мертв.
- «... Мне рассказали об этом...»
Субару хотел спросить кто, но был достаточно умен, чтобы не давать дереву преимущества прямым вопросом. - Я пришел, чтобы занять его должность.
Дерево рассмеялось. Лепестки сакуры радостно кружились у черной земли, создавая обманчивый розовый снег вокруг поношенных ботинок Субару. – «…Я так не думаю…»
Худые руки, больше не носящие перчаток, снова сложились в магическом жесте. Пентаграммы, высеченные на белой коже, вспыхнули синим светом во тьме мабороши. Он проигнорировал их. Теперь они бессмысленны.
- Ом Ба…
- «... У тебя нет чувства самосохранения?» - удивленно спросило Дерево. – «... Ты действительно думаешь, что в наследстве нет ничего, кроме насильственной смерти?»
- Мои мысли не имеют значения, – вымученно ответил Субару. – Больше нет никого, кто мог бы занять его должность. Ты должно быть довольно мной.
Молчание.
- «... Ты – выдающийся онмеджи, но ты был бы ужасным Сакуразукамори...» - Внезапно дерево посерьезнело. Скрытая насмешка, это странное, болезненное напоминание о последнем Сакуразукамори, исчезла из его голоса. Сакура больше не играла с ним. – «... Ты не подходишь для этого...»
- Если ты боишься за свою пищу… - Субару почувствовал, как хрипит его голос, но в нем самом больше не осталось ничего, что могло бы сломаться. – Не беспокойся.
«... Субару-кун...» - дерево немного растянуло имя Субару, в знак истощающегося терпения, граничащего с раздражением. – «... По своей природе я - хищник, но я еще и вишневое дерево. Есть определенные ... потребности, которые я, будучи деревом, не могу удовлетворить самостоятельно...»
"Потре…?"
Черная кожа, полуночный бархат, красный шелк, медные шестеренки.
Выставленное напоказ горло. Голова, запрокинутая в оргазме. Запястья, обернутые в кожу.
Одинокий крик ястреба. Тонкие пальцы, прижимающиеся к челюсти.
Сталь, скользящая по плоти. Сильные крылья, бьющиеся о воздух.
След жемчужин крови на сливочной коже. Рот, приоткрывшийся в безмолвном крике.
Грохот вращающихся шестеренок...
Образы, затопившие его разум, исчерпали его силы, и он, тяжело дыша, рухнул на колени. Его руки цеплялись за иллюзорную землю, вытягивая черную субстанцию, которая могла существовать, а могла и не существовать… Слеза оставила за собой соленую дорожку на левой щеке.
- «... Именно поэтому я не могу позволить тебе получить наследство...»
У него перехватило дыхание. – Больше… никого… нет…
- «...Тогда учись...» - Раздражение. – «... Иди и учись...»
Мабороши исчез. Там, где секунду назад стояла пышная, ужасающе-прекрасная сакура, Субару увидел лишь холодный покрытый трещинами ствол дерева. Синеватая молния, словно блуждающий огонек, кружилась рядом с ним: яркая вспышка для правого глаза, и всего лишь тень - для левого. Он хотел… хотел…
- «... Следуй...» - приказал голос. Он уставился на свою правую руку. Шрамы пылали. Он видел их сияние сквозь покрывающую руку кровь. Его рука, пробившая ...его спину. Теплое дыхание, коснувшееся его уха и скончавшееся на щеке. Пустота. Падение...
Он не заметил, как его ноги двинулись с места.
~: ~: ~: ~: ~
Он покинул парк через Северо-западный вход. Дорога проходила мимо Факультета Изобразительных Искусств и Музыки Государственного Университета Токио по одной стороне и Международной Библиотеки Детской Литературы по другой, проникая в уединенный жилой район. Не глядя на автомобили, он пересек широкую улицу и перешел в другой, еще более глухой район. По обе стороны улицы стояли дома. Над ними в темноте пылала вывеска полицейского участка, добавлявшая мрачного света к тусклым уличным фонарям. Он задумался о существовании отделения полиции в лежащем в руинах Токио. Однако район, по которому он шел, был до странности нетронут.
Магический огонь провел его через улицу мимо полицейского участка, на восток. Запахи немного изменились, теперь напоминая о растениях, ладане и камнях. Вдали за безбрежным кладбищем Янака виднелась полоска зданий. Наконец, огонь остановился в маленьком, ведущем на север переулке. В конце переулка стоял дом с высокими серыми стенами. Совсем близко от кладбища. Старое вмонтированное в стену железное украшение ржавело у ворот, перед которыми исчез огонек. Они достигли своей цели. Или может... его цели?
Субару моргнул, словно выходя из транса. Должно быть, это Уэно-Сакураги-чо, втиснутый между Янака, с его бесчисленными храмами и огромным буддистским кладбищем на севере, кладбищем сёгуна Токугавы на западе и холмом Уэно на юге, где в 1868 было подавлено последнее восстание сторонников сегуната Токугавы. 15 мая там были вырезаны две тысячи сегутай. Улица, которую он недавно пересек, должно быть, была Кототой-дори, главная улица этого чо. Рядом с северо-восточной частью района пролегала линия Яманотэ, однако она не касалась самого района. Он тряхнул головой. Слово «глухой» не слишком правильно описывало этот район. Находясь в самом сердце Токио он был так далек, как только возможно от светских районов вроде Синдзюку-ку или Шибуя-ку, которые он привык ассоциировать с Сейширо…
Магия струилась по его спине. Древняя магия, сильная магия, связанная со смертью. Кладбище, храмы, парк Уэно с почвой, пропитанной кровью воинов... Это место окружено одними из самых сильных магических зон в Токио. Нет, в Японии. И ни одна из них не связана кеккаем ... или с концом света 1999 года. Защищающие нити, оплетающие дом, исходили от магических зон... и сакуры.
Это место ... этот район не был поврежден в этом году. Люди, крепко спящие в домах вокруг него, не знали, что среди них поселилась Смерть. Смерть хотела, чтобы ее дом был безопасным, и заодно защищала их. Субару даже не думал о такой возможности.
Уэно-Сакураги... в этом был какой-то извращенный смысл.
От кладбища подул легкий ветер, вмонтированное в стену украшение из ржавого железа и тусклой меди качнулось, пентакль заскрипел на несмазанной оси, поворачиваясь... пока одна из его вершин не указала вниз.
Будет продолжено в:
A. Kniggendorf: 36 градусов - 1 - Сакуразука Сейширо - Начало
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Примечания автора (литературной ценности не имеют, поэтому переведены не буквально, тяп-ляп):
(1) пентакль, пентаграмма. Оба слова используются в строгом смысле; пентакль – пятиконечная звезда с одной верхушкой, а пентаграмма - пятиконечная звезда с двумя верхушками. Пентакль и пентаграмма противоположны друг другу. Следовательно, символ Сумераги - пентакль, символ Сакуразукамори - пентаграмма.
(2) Районы (чо) и улицы. Автор знает Токио только по карте, таким образом Уэно-Сакураги вполне может оказаться промозоной или районом «красных фонарей».
(3) Дерево – та еще сволочь. Привыкайте.
@темы: Нетленчики, Кламп-фики
-
-
25.10.2007 в 14:34С добрым почином.
Мне фик в оригинале понравился.
Главное желаю терпения довести перевод до конца!
-
-
25.10.2007 в 21:54